Виктор Харламов
Часы, с работой тонкой не спешат:
Прекрасный образ время чтит случайно.
Волшебный лик увидеть каждый рад
И то, что нам дано природы тайной.
Знай, лето варварски ведёт к зиме
Втомившись від життя, волав я все ж,
Сил смерті відчуваючи канони...
Смерть жалюгідна, та її не вб'єш,
Бере прекрасне в щасті, без законів...
Чистісінький у вірі від заграв,
Страна убийца, лживая страна,
Она подлейшая из всех; подобны,
На площади Москвы все краски, - злобны,
В кровавый цвет наряды ждёт она.
ГУЛаги сталинские песен не поют,
Скупают йод любимый Гей Люссаком,
У радиометров, вдруг выходной..?
Всё в СМИ покрыто власти серым лаком,
Вчилась у образ твоїх,
Завжди їх було не мало.
В побуті, і це не сміх,
Пальчики всі обірвала.
Вчилася у друзів я,
Бува, в хистких позиціях, хто знав,
Убозтво не дарує краща Муза;
Вустам в меду потрібна борозна
Меж змісту, чи ідея - шалу луза.
Як в дзеркалі душі любові раж.
Кремль, героев былых времен,
В грязь втоптал и лишил имён,
Всех, кто приняли смертный бой
Опозорили, нас с тобой.
Где же грозная доблесть их,
"Лежиш, розпусто, на розпутті,
Не знати — мертва чи жива.
Де ж ті байки про пута куті
Та інші жалісні слова?
Хто гвалтував тебе? Безсила,
А наостанок я скажу..,
А наостанок я скажу:
Прощай, люби лиш загадкових...
Як з розуму сходжу, чи йду
До меж безумства - меж зіркових.
Сто тысяч лет любви, возможно больше,
Растили в сердце страсть от душ костров..,
Любви простой и сложной с тайной слов,
Святой и грязной, ада солнца горше.
С той первой угловатости неловкой,
Снег падает на волосы мои
И ваши не жалеет кудри... Часто
Мы вспоминаем о былой любви,
Той, школьной, нежной и всегда вихрастой.
Гостиница была раздета к ночи,
Лариса видела... - обречена...
Ах, Рейснер! Гумилёв всё опорочил:
Любовь, поэзию и страсти: "На!"
Ахматовой все жалобы напрасны,
