Алексей Жемчужников
Habent sua fata libelli.1
Неизбалованный поэт,
Я в добрый час, сверх ожиданья,
Успел привлечь к себе вниманье
Уже на позднем склоне лет.
Благодаря стихотвореньям
Мне посвящается хвала
Не спеша меняйтеся, картины,
Шествуй, время, медленной стопою,
Чтобы день не минул ни единый
Пережит, но не замечен мною.
Тишина покоя и все шумы,
Жизнью наполняющие землю,
Злоба дня и вековые думы,
Смех и плач людские,- вам я внемлю.
Он рос так честен, так умен,
Он так радел о меньших братьях,
Что был Россией задушен
В ее признательных объятьях.
Тебя уж нет!.. Рука твоя
Не подымается, чтоб херить,-
Но дух твой с нами, и нельзя
В его бессмертие не верить!..
На той же я сижу скамейке,
Как прошлогоднею весной;
И снова зреет надо мной
Ожившей липы листик клейкий.
Опять запели соловьи;
Опять в саду - пора цветенья;
Опять по воздуху теченье
Опять пустынно и убого;
Опять родимые места...
Большая пыльная дорога
И полосатая верста!
И нивы вплоть до небосклона,
Вокруг селений, где живет
Всё так же, как во время оно,
Еду, всё еду... Меня укачало...
Видов обрывки с обеих сторон;
Мыслей толпа без конца и начала;
Странные грезы — ни бденье, ни сон...
Трудно мне вымолвить слово соседу;
Лень и томленье дорожной тоски...
Сутки-другие всё еду, всё еду...
Небо висит надо мною, прозрачно и сине;
Ходят внизу облака...
Слава осеннему утру на горной вершине!
С сердца спадает тоска.
Вижу далекие горы, долины, озера,
Птиц подо мною полет;
Чую, что за растущею силою взора
Орел взмахнет могучими крылами
И, вольный, отрешившись от земли,
О немощных, влачащихся в пыли,
Не думает, паря под небесами...
Но, от мертвящей лжи освободясь
И окрыленный мыслью животворной,
Когда для сферы светлой и просторной
Мы долго лежали повергнуты в прах,
Не мысля, не видя, не слыша;
Казалось, мы заживо тлеем в гробах;
Забита тяжелая крыша...
Но вспыхнувший светоч вдруг вышел из тьмы,
Нежданная речь прозвучала,-
И все, встрепенувшись, воспрянули мы,
Чтоб мне в моих скорбях помочь,
Со мной ты плакала, бывало...
Теперь не плачь! Пускай, как ночь,
Когда дождей пора настала,
Один я молча слезы лью,
Храня, как тайну, грусть мою.
То грусть порой по старом счастье...
Лишь вступит жизнь в такую пору,
Когда конец всё ближе к ней,—
Былое умственному взору,
Представши, видится ясней.
И как страстей шумела буря,
И как боролась с правдой ложь,—
Седую голову понуря,
