Илья Сельвинский
Политик не тот, кто зычно командует ротой,
Не тот, кто усвоил маневренное мастерство,-
Ленин, как врач,
Слушал сердце народа
И, как поэт,
Слышал дыханье его.
Республику свою мы знаем плохо.
Кто, например, слыхал про Кокчетав?
А в нем сейчас дыхание пролога!
Внимательно газету прочитав,
Вы можете немало подивиться:
И здесь его название... И вот.
Оно уже вошло в передовицы
И, может быть, в историю войдет.
Шахматные кони карусели
Пятнами сверкают предо мной.
Странно это круглое веселье
В суетной окружности земной.
Ухмыляясь, благостно-хмельные,
Носятся (попробуй пресеки!)
Красные, зеленые, стальные,
Читаю Шопенгауэра. Старик,
Грустя, считает женскую природу
Трагической. Философ ошибался:
В нем говорил отец, а не мудрен,
По мне, она скорей философична.
Вот будущая мать. Ей восемнадцать.
Девчонка! Но она в себе таит
Хорошо, когда для счастья есть причина:
Будь то выигрыш ли, повышенье чина,
Отомщение, хранящееся в тайне,
Гениальный стихи или свиданье,
В историческом ли подвиге участье,
Под метелями взращенные оливы...
Но
нет
Черноглазая казачка
Подковала мне коня,
Серебро с меня спросила,
Труд не дорого ценя.
- Как зовут тебя, молодка?
А молодка говорит:
- Имя ты мое почуешь
Каждому мужчине столько лет,
Сколько женщине, какой он близок.
Человек устал. Он полусед.
Лоб его в предательских зализах.
А девчонка встретила его,
Обвевая предрассветным бризом.
Он готов поверить в колдовство,
Я говорю: «пошел», «бродил»,
А ты: «пошла», «бродила».
И вдруг как будто веяньем крыл
Меня осенило!
С тех пор прийти в себя не могу...
Всё правильно, конечно,
Но этим «ла» ты на каждом шагу
Я часто думаю: красивая ли ты?
Не знаю, но краса с тобою не сравнится!
В тебе есть то, что выше красоты,
Что лишь угадывается и снится.
Так и буду жить. Один меж прочих.
А со мной отныне на года
Вечное круженье этих строчек
И глухонемое «никогда».
Имя твое шепчу неустанно,
Шепчу неустанно имя твое.
Магнитной волной через воды и страны
Летит иностранное имя твое.
Быть может, Алиса, за чашкою кофе
Сидишь ты в кругу веселых людей,
А я всей болью дымящейся крови
Пять миллионов душ в Москве,
И где-то меж ними одна.
Площадь. Парк. Улица. Сквер.
Она?
Нет, не она.
Сколько почтамтов! Сколько аптек!
И всюду люди, народ...
Пять миллионов в Москве человек.
